+7 964 558-01-25Москва

Корзина

0 предметов на 0 Р

Способ оплаты

Подписка на новинки

Почему у нас?

Действующие Акции

Мы помогаем!

Притягательная сила эстетики иконных примитивов: современный взгляд на старинные народные иконы.

30 Ноября 2013

Эксклюзивно для сайта «Купи Старину!»!

Любое копирование материалов запрещено!

24.07.2017.

Максим Бурмистров,

публицист, собиратель, эксперт, путешественник.

Среди поздних икон XVIII и XIX веков частенько попадаются такие, что кажется, их нарисовал не артельный профессионал, набивший руку на тысячах и тысячах живописных образов, а художник-самоучка, выходец из народа, который, устав расписывать прялки и рубели, решил вдруг попробовать свой талант на чем-то более серьезном, захотел испробовать свои силы художника на новом поприще.

Иногда видится в таких работах и детская рука… уж больно наивны они, но когда достаточно долго и помногу видишь старинные иконы, как будто сами собой приходят и мысли, выводы, знания, откуда и каким образом рождалась та, или иная икона-простушка. Как оказывается, тут все не так просто и однозначно, стандартные клише не работают, каждое произведение становится отправной точкой в мини-исследовании, которое в конечном итоге позволяет с достаточной точностью говорить о том, что же находится перед нами – настоящий самобытный народный наивный памятник, «детский рисунок», или посредственная массовая кустарная продукция, по сути – искусственный примитив.

Наиболее часто применимая формула, навешиваемая ярлыками на безыскусную продукцию иконописцев позапрошлого и поза-позапрошлого века звучит так: это народная икона. Все, что выбивается из работ, обладающих точной привязкой к известным иконописным центрам, в чем сквозит упрощение в рисунке, живописи и технологии, сразу почему-то «обзывается» антикварами всех мастей и уровня опыта «народной иконой», это словосочетание частенько промелькивает и в печатных изданиях.

Тем не менее, такое вольное использование термина «народная икона» его уже давно скомпрометировало в глазах понимающих проблему, ценителей старины, более того, лично у меня оно уже вызывает рефлекс, когда невольно при этих словах, произносимых не к месту хочется сморщиться, как от лимона!

Народная икона – термин хоть и часто употребляемый, но не имеющий на сегодняшний день единого определения, четко позволяющего из всего потока «позднятины» (еще один часто употребимый грубоватый термин антикваров современности, под которым понимается сегмент икон позднего времени, образов XVIII-XX веков) выделить особенные иконы, наделенные схожими признаками и отвечающие некоторым критериям, о которых надо говорить особо.

Если говорить в широком смысле, то любая икона в сути своей – народная. Она создавалась выходцами из народа и ее потребителем тоже становился народ. Но в контексте формирования термина народной иконы подразумевается и понимается совершенно иное смысловое ядро.

В русле этого знания в терминологию вкладывается (часто – без расшифровки) то, что такая икона писалась не «настоящим» мастером, тем, кто прошел обучение и чья жизнь была связана исключительно с иконописью, кто был либо «сам себе мастер», или кто артельничал, не отвлекаясь на традиционные крестьянские столпы жизнеобеспечения – сельское хозяйство или животноводство, а изготавливалась иконописцем «от сохи», самоучкой, самобытным богомазом, кто утром и днем пашет, жнет или пасет, а вечерами волен предаться Богоугодному искусству на потребу своей семьи или сельской общины.

По-настоящему народная икона это не просто примитив, каких на потоке изготовили великое множество кустари в том же XIX веке, а явление редкое, если не сказать редчайшее, и цепкому глазу знатока легко отличимое в массе антикварных икон.

Впрочем, у термина «народная икона» есть и собратья, целью которых, видимо, является очерчивание более узкого круга иконописных работ, наиболее близко описываемых моей формулой. Здесь будут такие словесные штампы, как «крестьянская икона», «примитивная икона», «деревенская икона», «наивная икона» и другие, однако и они, приближаясь к идеальной трактовке, все же не отражают в полной мере всю необычность и редкость явления.

Более близко подходят к сути явления два других термина – «профанная икона» и «туземная икона», они дополняют друг друга важными отличительными чертами таких живописных работ, четко указывая, с одной стороны, на непрофессиональный характер иконописного произведения, а с другой – на происхождение икон, на их место рождения в самой глубинке, вдали от цивилизации, в том числе, и религиозной, на народную среду, в которой они создавались.

В моей сиюминутной задаче есть обособленное направление – не столько заниматься разработкой точной формулировкой основополагающего термина, сколько сосредоточиться на другом – на удивительной притягательности для зрителя и владельца настоящих народных примитивных икон, поэтому было необходимыми все же дать Читателю основы представления о явлении, как таковом.

Начав погружение в мир старинных икон позднего времени, и у меня возникало обманчивое ощущение «народности» любых иконописных произведений, где я видел упрощение, касающееся различных составляющих памятника – живописи, композиции, рисунка или даже самой основы – иконной доски, но затем пришло понимание того, что где-то это было продиктовано условиями, в которых создавалось изображение, а где-то – умением, вернее сказать, ограниченным умением мастера, пытающегося работать на пределе возможного, но явно не дотягивающего в своих профессиональных навыках и талантливости до высоких иконных образцов, но зато с избытком демонстрирующего в работе фантазию, самобытность и свое горячее желание быть не просто иконописцем, но и угодить Богу.

Именно эта смесь искренности в своей вере и в своей живописи и снискали любовь к крестьянским примитивам не только со стороны обывателя, но и в первую очередь – со стороны ценителя, собирателя, исследователя.

В какой-то момент магия наивной иконы добралась и до струн моей души, наверное, это случилось тогда, когда я, наконец, научился легко отличать поточный «искусственный примитив» от по-настоящему редкой «иконы из народа».

Термин «искусственный примитив», вводимый, насколько я могу судить, именно тут и сейчас мной, в достаточной мере, коротко и емко отражает суть другого явления, массового, произошедшего в XIX веке, когда конкурентная борьба иконописной иконы с печатной иконой и конкурентной борьбы между самими иконописными центрами привели русскую иконопись к трагическому вырождению и в конечном итоге – к финалу. Достоверные исторические свидетельства доказывают, что иконопись в России утратила свое величие и сошла на нет не из-за революционных событий 1917 года и последующего долгого периода полного забвения и гонений на веру, а несколько раньше.

Печатная фабричная икона, в большом ассортименте выплеснувшаяся на рынок в середине XIX столетия, переменила покупательский вектор, согласно которому яркие, разновеликие и главное – дешевые образа начали теснить традиционную писанную икону, из-за чего иконописцам пришлось пуститься на самые разнообразные ухищрения, лишь бы сохранить свое кустарное производство и свой заработок. Речь уже не шла о повышении прибыльности производства, необходимо было бороться за выживание, отсюда и возникновение «новых» технологий в изготовлении живописных икон. Веками процесс изготовления иконы оставался практически неизменным. Но пришли другие времена, мастерам стало уже не до вековых устоев. Надо было просто выживать. Иконная доска «теряет» ковчеги, затем шпонки, сама она становится тоньше, часто – меньше по размеру, «докатившись» до того, что появляется щепная икона, написанная на тоненьких сосновых дощечках, толщина которых колеблется от половины сантиметра до сантиметра.

Спас Вседержитель.

Щепная икона. Руколикая икона. Икона-фольгушка. Икона краснушка. Поточная кустарная икона.

Россия, Холуй, вторая половина XIX века.

Москва, частное собрание.

Обратите внимание, что на иконе прописаны только лик и руки, фигура Христа намечена штрихами черного лака, но не раскрашена, поскольку впоследствии эта часть изображения закрывалась окладом из фольги и не была видна покупателю.

Упрощается технология подготовки доски под живопись. В XIX веке иконы с паволокой – тканевой основой, на которую наносился гипсовый грунт (левкас) – уже большая редкость.

Левкасят иконы сразу по дереву, изредка могут применить в качестве паволоки и тогдашнее «ноу-хау» - газетные листы, а чем ближе к XX веку, тем тоньше становится и слой левкаса, более того, многие кустари отказываются и от него, пишут красками иконы сразу по дереву…

Конкуренция – бич качества икон, она заставляет мастеров отказываться и от веками сохраняемого канона в изображении. Живопись становится проще, схематичнее, усугубляется красочная гамма, иконы становятся примитивными, но примитивными искусственно, в угоду решения тех проблем, которые встали перед кустарями имперской России. Мимикрия поточной продукции под народный примитив происходит повсеместно, и тут трудно не подумать о том, а не были ли приемы народных умельцев на этом этапе каким-то образом заимствованы кустарями-профессионалами?..

Иконы-краснушки (иконы с красным фоном и написанные «в три краски»), иконы-фольгушки (где на доске писались только лик и руки святого, а остальное закрывалось наглухо ажурным окладом из фольги), иконы с штампованными латунными окладами – это все новые понятия, которые появились на закате русской иконописи и которые сегодня частенько позволяют называть подобные поточные примитивы народными за их простоту и примитивность.

Феодоровская икона Пресвятой Богородицы (фрагмент).

Поточная икона. Искусственный примитив.

Россия, Холуй, XIX век.

Москва, частное собрание.

В упрощенной схематичной трехкрасочной живописи этой иконы отлично видно желание иконописца сократить трудозатраты на изготовление одного образа. Именно такие иконы нынешние не особо вдающиеся в детали, антиквары, привычно именуют «народными», хотя на самом деле это массовая, «конвейерная» продукция одного из самых крупных в имперской России, иконописных центров.

Поточная икона – емкий термин, описывающий массу памятников XIX века, в которых можно увидеть и еще одну разочаровывающую деталь, являющуюся неотъемлемой частью любого современного поточного производства. Такая икона создавалась множеством людей, по сути – на конвейере. И это разделение труда касается не только мастера, изготовившего иконную доску и самого иконописца. В производстве иконы задействуется множество работников, каждый из которых занят сугубо своим делом. Но что особенно обидно констатировать, даже сама живопись на таких иконах легко обнаруживает для пытливого зрителя свое «разнокачество», ведь лики и руки тут написаны одним мастером (опытным), фигуры – другим, фоны – третьим… Из иконописного произведения, ценного старинного художественного памятника она таким образом низводится просто до изделия, продукта массового спроса и массового предложения…

Икона Чудо Георгия о змие.

Россия, Холуй, XIX век.

Поточная икона. Щепная икона.

Каталог Антикварного салона «Офеня». Эту икону Вы можете купить!

Красивый и редкий образ написан на щепе очень большого размера и прекрасно сохранился. Здесь отлично можно проследить тот кустарный «конвейер», который прошло изображение. Лики и руки писались опытным мастером. Фигуры и конь – другим. Фон воспроизводил неопытный иконописец.

Здесь простота – это не деревенская самобытная наивность, а примитивное письмо отнюдь не отражение возможностей мастера, стремящегося экономить абсолютно на всем и балансирующего между стоимостью производства одной иконы и той ценой, за которую ему ее удастся реализовать.

Икона Избранные святые.

Заказная икона. Искусственный примитив.

Россия, Центр империи, XIX век.

Москва, частное собрание.

Икона писалась на заказ (заказные надписи сохранились на обороте иконной доски), однако в ее упрощенности видны все те же приемы, которые тогда культивировались артельщиками в изготовлении поточных икон «на потребу», для ярмарочной торговли.

Настоящая народная икона и в XIX веке выходит за рамки всеобщей конкуренции, поскольку она создается, во-первых, не массово, а во-вторых, не на открытую продажу, где она может быть игнорирована в массе «заточенных» под рыночный спрос, кустарных изделий.

Настоящая народная икона, как говорится, не ширпотреб, а индпошив, и мастер, ее создающий, заранее знает, что икона будет надежно пристроена в конкретные хорошие руки.

Икона святые Модест и Власий в молении иконе Казанской Божьей Матери.

Народная икона. Крестьянская икона. Профанная икона. Иконный примитив.

Россия, Русский Север, XVIII век.

Москва, частное собрание.

Истинно народная икона, написанная непрофессиональным мастером для себя или для односельчанина. Тем не менее, образ выдержан в традициях иконописи Русского Севера и обладает удивительной силой воздействия на зрителя. Обратите внимание на изображение домашних животных, запрещенных к воспроизведению на иконах никонианской Церковью, но изображаемых на иконных досках старообрядцами.

Интересно мое личное наблюдение, касающееся региональных особенностей народной иконописи. Меня сначала удивило то обстоятельство, что многие собиратели отдают предпочтение старинным иконам Русского Севера, но затем и я сам ими увлекся, поняв притягательную силу этих работ.

Именно здесь, на обширных территориях, заселяемых коренными и беглыми старообрядцами, рождалось наибольшее число искренних и талантливых в своей местечковой самобытности, народных образов святых.

Воскресение Христово с Двунадесятыми Праздниками (фрагмент).

Народная икона. Крестьянская икона. Иконный примитив.

Россия, Русский Север, XVIII век.

Москва, частное собрание.

Прекрасный образчик Северных народных писем демонстрирует выразительность образов и простоту. Несмотря на «одинаковость», каждая фигурка на иконе имеет свой уникальный лик, динамика движений персонажей клейм просто великолепна.

Русский Север – территория отдаленная, заповедная. Далекая от торговых путей, она нуждалась в иконах и наверное поэтому, люди ее населяющие, старались сами удовлетворить свои духовные потребности, создавая иконы сообразно своим знаниям, устоям, эстетическим предпочтениям и талантам, но всегда с большой любовью и искренностью, с особым отношением к своему делу.

А вот Центральная Россия, наводненная кустарными производствами, «выкидывающими» на ярмарки и торжки миллионы икон каждый год, не богата на самобытные памятники старины, здесь попросту не было в них особой нужды! Иконы развозили по селениям офени, их продавали задешево на любом торгу, одним словом, в народе, видимо, подавлялось желание заниматься их изготовлением «для себя», развилось потребительское отношение к иконописной продукции.

Икона трерядница Избранные святые (фрагмент). Клеймо Чудо Георгия о змие.

Народная икона. Крестьянская икона. Профанная икона. Иконный примитив.

Россия, Обонежье, XVII век.

Москва, частное собрание.

Всего «в три краски» создает деревенский богомаз свое произведение, бережно сохраненное поколениями владельцев до нашего времени. Простая, но запоминающаяся живопись, воплощенная так, как это видел, воспринимал и мог воспроизвести изограф. Великолепный пример истинно профанной, народной иконы из глубинки Русского Севера.

Все напоминает наше время: мы ведь не стараемся всеми силами вырастить картошку или лук, сколотить стул из досок или создавать своими руками все предметы интерьера. Зачем? Гораздо быстрее и проще (и что немаловажно – дешевле) – пойти в соответствующий магазин и приобрести нужные товары, именно поэтому Центральная Россия оставила так мало по-настоящему самобытных крестьянских икон, в то время как отдаленные поселения Русского Севера, живущие по древним укладам и целиком обеспечивающие себя всем необходимым, оставили потомкам и бесценные живописные иконы, которыми можно сегодня по праву гордиться!

Магия крестьянских примитивов состоит в их силе воздействия на зрителя. Бывает так, что можно просмотреть сотню древних икон, но ни одна из них тебя не тронет, а потом увидишь что-то эдакое, созданное где-нибудь в Заонежье, в глухомани, и глаз не можешь отвести, икона «включает» тебя сразу и навсегда.

Икона трерядница Избранные святые (фрагмент). Клеймо Избранные святые.

Народная икона. Крестьянская икона. Профанная икона. Иконный примитив.

Россия, Обонежье, XVII век.

Москва, частное собрание.

Четкий рисунок, следование визуальным признакам старообрядческой иконы, направленность на узнаваемость персонажей. Икона, скорее всего, писалась по заказу сельчанином для жителя одного из соседних поселений. «…Святые – как солдаты, охраняющие семью и дом от всякого вселенского зла…» - это можно в полной мере отнести к этому изображению на трехсотлетней иконе.

Конечно, все иконы разные, и то, что тронуло меня, может не тронуть другого зрителя, но даже в музеях, где мне посчастливилось встречаться с подлинно талантливыми примитивами, я украдкой наблюдал за незнакомыми людьми, за их схожей реакцией на те старинные иконы, которые понравились и мне.

Мы часто говорим о «русской душе», о том, что ее надо где-то искать. Я для себя ее уже нашел, в русских иконных примитивах, созданных руками самоучек.

Для талантливой иконы не надо много красок, именно поэтому в наивных памятниках прошлого не встретишь ярких переливов. Но в них нет и сдержанности, присущей, например, средневековому письму. Здесь все продиктовано возможностями художника. Есть у него десять красок, он сумеет задействовать их в своей работе. Будет только три – у него все равно получится открытая душевная работа, которой мы сегодня, через полтора, а то и два столетия, будем искренне восторгаться!

Зажатый условностями кустарь, стремящийся только к удешевлению своих икон, это человек не свободный, да и творчеством его работу можно назвать с большой натяжкой.

Мастер, работающий над иконой «для себя», или «для соседа», «для брата», «для свата», не торопящийся, старающийся изо всех своих, пусть и скромных сил – это уже совсем другое.

Кустарщина уничтожала талант, а в мастере-одиночке, пишущем иконы не по обязанности и не по задаче выжить за счет нее и прокормиться талант проявлялся во всей его одухотворенной силе. «Иконописец от сохи» вкладывает в свою работу душу, он реализует в иконе все, что видит вокруг, трансформируя и перерабатывая это в какие-то элементы, появляющиеся на некоторых иконах.

Он отлично помнит, что икона – не картина, но частенько его желание выплеснуть в работе все свои эмоции и переживания оказывается сильнее канона и той сдержанности, которая должна сопровождать изографа в его работе.

Удивительно для меня, что до нашего времени сохранилось так много различных предметов быта, расписанных старинными мастерами и старинных икон, но практически абсолютно отсутствует, казалось бы, логично напрашивающееся «промежуточное звено» – картины!

На мой взгляд, картина для сельского человека того времени была как-бы лишним, никчемным предметом, искусственно привносимым в жизнь с Запада. Любой предмет быта создавался для того, чтобы его использовать и эксплуатировать. Иконы – тоже. Картина же в этом ряду сельского уклада, упорядоченного и «заточенного» под каждодневную практичность, явно становилась лишней, не нужной.

Для любого человека, знакомого с художеством, умеющим рисовать, именно икона, на мой взгляд, становилась тогда единственно правильным и главное – конечным пунктом в реализации творческих порывов. Выше иконы ничего не могло быть. Если тебе дано нарисовать Бога и Небожителей, если через эти иконы ты и другие люди могут обратиться к святым и получить помощь, чего же еще может быть выше этого?!

Совсем недавно я видел программу, в которой рассказывалось об одежде прошлых веков, присущей людям определенного этноса. По старинной народной одежде мужчины или женщины можно было установить не только их социальный или семейный статус, но даже с точностью идентифицировать название населенного пункта, где проживает этот человек!

Такое иногда происходит и с иконами. В одной из книг, посвященных народным иконам из Карелии, явно просматривается декоративная стилистика, присущая конкретному селу, или кусту поселений. Выработанная единожды изобразительная схема поддерживалась длительное время различными мастерами, живущими компактно в одном поселении или в соседних селах или деревнях. Иконы своим художественным строем, стилем или декором повторяли, дополняли все изобразительные элементы, эксплуатируемые в быту жителями конкретного микроэтноса.

Но что же так волнует меня в крестьянских примитивах, почему такие простые, в общем-то, иконы, заставляют меня волноваться и сопереживать?

Я часто думаю на эту тему, но единой формулировки тут нет, и, наверное, не может быть. В одной иконе меня поражают глаза святых, большие, выразительные, глядящие как будто вглубь меня, видящие меня насквозь. В другой – большеголовые наивные фигуры святых, в третьей – схожесть Небесных жителей с вполне земными персонажами. Спаситель тут выглядит, как дьячок из соседской церкви, а Богородица – как дородная соседка. Добрый Николушка – ну впрямь, как сельский старичок, мудрый и всепонимающий, а святые – как солдаты, охраняющие семью и дом от всякого вселенского зла…

Художник переключается на образы, которые он видит каждый день перед глазами, так его односельчане, даже не подозревая об этом, становятся объектами, с которых пишут иконы. А почему бы и нет? Такая икона, "по образу и подобию" созданная, должна была быть еще притягательнее и ценнее для владельца!

Старинная икона Спас Вседержитель.

Народная икона. Крестьянская икона. Туземная икона.

Сибирь, XVIII век.

Москва, частное собрание.

«…Спаситель тут выглядит, как дьячок из соседской церкви…» - точнее и не скажешь. В этой глубокой наивности и открытости таится вся суть народных икон, созданных искренними и талантливыми, от Бога, художниками из глубинки.

Иногда в иконах «деревенского пошиба» можно увидеть и динамику, движение. Они вообще, как правило, не статичны, не «потусторонни». Своим динамизмом они дополнительно вовлекают вас в духовное общение, в подробное созерцание отдельных персонажей.

Расширяя рамки канона, изменяя, но не глумясь над ним, эти работы крестьянских богомазов позволяют взглянуть на икону под другим углом, в неожиданном ракурсе, причем всегда становится очевидным, что этот предмет был любим и почитаем целыми поколениями простых людей, он проживал вместе с ними под одной крышей не на правах обычной вещи, а на правах полноправного живого члена семьи, с которым общались, разговаривали, к которому шли за советом и помощью.

В деревенской наивной иконе можно найти и отголоски сельской жизни – изображения животных, пейзажей, в ней видна эта самая жизнь, простая и последовательная, в которой одно трудолюбивое и любящее жизнь поколение приходит на смену другому, где чувствуется особая философия человеческого бытия, направленного на гармонию со всем окружающим миром.

Архаика и наивность в старинной иконе из глубинки – питательная среда для тех, кто сегодня стремится увидеть себя самого, кто хочет понять свое назначение в жизни, ее смысл, остановившись, прервав свой тягостный и изнуряющий беличий бег в колесе современной цивилизации.

В этих наивных и добрых иконах - совсем другой ритм, лишенный нынешней гонки за выживание, направленный на размеренный и простой житейский уклад.

Иконы ведь рисовались не просто так, не для красоты и не по вековой прихоти. Икона сопровождала человека всю жизнь, к ней он обращался каждый день, часто, всегда. Она участвовала во всех его делах и замыслах, помогала исполнить мечты, исправить что-то плохое, исцелить, спасти тело и душу. И это все можно увидеть, почувствовать, глядя на простую русскую икону, написанную самоучкой по наитию, без каких-либо образцов, да еще и в три краски.

Сегодня строятся новые храмы и восстанавливаются из руин дореволюционные святыни, в них воссоздаются иконостасы. Это – уже новые иконы. Они совсем другие. Если вы попробуете сравнить их с наивными произведениями иконописцев-самородков, вы наверняка почувствуете колоссальную разницу. Речь не о том, что новые иконы «плохие». Совсем нет. Просто это другие иконы, несущие в себе информацию о современном, нашем времени. Когда-то и о них будут, наверное, говорить точно также, как и я пытаюсь говорить об примитивах XVIII и XIX веков: вот, дескать, иконописное отображение XXI века, срез конкретно этого времени.

Для меня же важно было через рассматривание и изучение памятников крестьянской иконописи попытаться почувствовать эпоху, в которой они создавались, проникнуть в благоговейном созерцании живописи в замысел изографа, в его переживания, мысли, эмоции.

Такие иконы всегда рождают добрые чувства – это для меня главное. Наверное, они рождали их и тогда, когда были написаны, но сегодня для меня они дороги именно поэтому: посмотришь на икону, и как-то теплеет на душе, и восхищаешься работой мастера и тем, что икона сохранилась до нашего времени в столь хорошем состоянии, пережив и поколения владельцев и столько событий в жизни нашей Родины…

Поделиться:

Новые поступления

Каталог товаров Сервис и помощь Статьи Мы в Vkontakte


© 2005-2014 «Купи Старину» / Разработка - студия.ру

Яндекс.Метрика