+7 964 558-01-25Москва

Корзина

0 предметов на 0 Р

Способ оплаты

Подписка на новинки

Почему у нас?

Действующие Акции

Мы помогаем!

Медянский Покровский женский монастырь: путеводные нити в прошлое… Часть 5.

27 Мая 2020

Медянский Покровский женский монастырь в селе Медяна, Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне – Пильнский район Нижегородской области) – история, факты, предположения и легенды.

Максим Бурмистров

публицист, исследователь, собиратель, эксперт, путешественник.

ЧАСТЬ 5.

Картина жизни, складывающаяся в Симбирской епархии и в Симбирской губернии, увы, не способствовала тому, что здесь мог наладиться прошлый религиозный быт. Наоборот, здесь, в Нижегородчине, особо остро встал вопрос о противодействии новой власти, что не могло не спровоцировать со стороны «комиссаров» ответный, жесткий ход.

Первое антибольшевистское правительство КОМУЧ (Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания, о котором упоминает Владыка Вениамин) при помощи чехословацкого корпуса свергло большевиков, начало формировать свою армию (июнь 1918 года, Самара). Командовать армией вызвался подполковник Владимир Каппель.

21 июля армия Каппеля занимает Симбирск. Однако к осени большевики полностью освобождают Волжские земли от каппелевцев, которые во время пребывания во многом возвратили на отвоеванных территориях старые порядки.

Но это – год 1918. А в следующем, 1919 году Симбирскую губернию будут потрясать новые трагедии!

«Чапанная война» (чапан – это верхняя крестьянская одежда, по названию которой и окрестили этот бунт), спровоцированная незаконными действиями «красных комиссаров», отбиравших хлеб и продовольствие у бедного населения, злоупотреблявших своей властью настолько, что терпение народное лопнуло.

Восстание вспыхнуло в Сенгилевском уезде, когда новая власть начала забирать весь хлеб «под метелку», а не излишки, которых и так не было.

Естественно, что восстание было жестоко подавлено, но все эти события легли и в основу той разорительной, по отношению к религиозным объектам, политики, которая и была продемонстрирована, по приведенным в имеющихся источниках, данным, в Медянском монастыре уже в апреле следующего, 1920 года.

Монастырь в понятиях новой власти был тем свербящим прыщом на теле, который необходимо было ликвидировать, выдавить, вырезать с корнем. В этом смысле любой религиозный объект был вдвойне беззащитен по сравнению с теми же крестьянскими хозяйствами по чисто идеологическим соображениям. Нет сомнений в том, что явившиеся в него продотрядовцы были лишь первой ласточкой в грядущем разорении. Лишенный хлеба и продовольствия голодной весной 1920 года монастырь должен был погибнуть, не дожив до нового урожая (да откуда он бы мог взяться, если зерно, приготовленное на посев, также бы реквизировали).

Рейдерские стандарты, разработанные большевиками и уже опробованные, как мы видели на примере Московского епархиального свечного завода, повсеместно воплощались в жизнь.

Но и монастырь в том состоянии, когда сестры удалены из него, также не нравился новой власти. Любой религиозный объект виделся им символом того, что старые порядки могут вернуться.

Монастырь – как неугодный памятник, должен был быть уничтожен физически.

Именно поэтому, как мне кажется, и не дошли до нашего времени вполне капитальные и могущие послужить хотя бы хозяйственными постройками, сооружения Медянской обители. Только пустая земля, очищенная от всякой религиозности, устраивала большевиков. И они осуществили задуманное.

Но – вернемся к изложению событий внутри монастыря, для чего вновь обратимся к версии исследователя и краеведа Кирсанова.

Он повествует о «фанатизме» матушки Ксении, «изуверстве» и других пороках, которые существовали в ней и проецировались на всю жизнь монастыря, но я не придаю этому большого значения, учитывая обстановку и всю идеологическую атмосферу, в которой «творил» автор [1], [77], а также те факты, которые утверждали обратное на страницах все тех же «Симбирских епархиальных ведомостей».

Однако о каких-то событиях из жизни монастыря можно узнать исключительно из этих записей, но и с большими оговорками об их точности, хотя бы в русле конкретных исторических дат. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в записях Николая Федоровича имеются пробелы и путаница в изложении событий, так что эти данные требуется перепроверять, пользуясь другими источниками.

Для меня особенно интересно было узнать о личности второй игумении, Елисаветы, от лица которой и дарилась хранящаяся отныне у меня, старинная икона, однако у Кирсанова имя второй настоятельницы обители не фигурирует, зато только тут я нашел данные о смерти матушки Ксении – это, по словам Кирсанова, произошло в 1908 году [77]. Здесь же находим и сведения о том, что первая игумения была похоронена «в склепе под монастырским собором» [77]. Но это ошибка!

«Симбирские епархиальные ведомости» в этом отношении оказываются гораздо более авторитетными – матушка Ксения скончалась не в 1908, а в 1911 году [52], а вот о месте захоронения никаких альтернативных сведений, кроме тех, что приводит Кирсанов, нет.

Восстановить дальнейшую историю монастыря удается, благодаря «Ведомостям о монашествующих» [4], датируемых 1916 годом, в которых перечислены все проживающие в монастыре люди духовного звания, в том числе и новая настоятельница обители, матушка Елисавета.

Она указана в ведомости под первым номером и вот какие сведения можно почерпнуть из этого ценнейшего документа, датированного тем же 1916 годом, что и моя икона: «Настоятельница Медянского Покровского женского Общежительного монастыря Игумения Елисавета. Девица.» В графе «Лета от роду» указывается цифра 61, то есть родилась вторая настоятельница в 1855 году. Здесь же находим запись о том, что обучение грамоте она прошла в стенах обители, а происходила из крестьянского звания. Монашеский постриг приняла в 1897 году, 28 декабря здесь же, в Медянском монастыре.

Монастырские ведомости Медянской обители за 1916 год [4].

Указом Симбирской Духовной Консистории за номером 15043 утверждена настоятельницей 14 октября 1911 года и возведена в сан Игумении 13 ноября в 1911 году.

В ведомостях также указано, что матушка Елисавета не была судима, а в графе «Каких качеств и способна ли к послушаниям или нет и почему?» значится единственная запись: «Очень хороших способны» [4].

Я очень благодарен Наталии Адер за то, что именно она предоставила в мое распоряжение эти одновременные с написанием и дарением иконы святителя Николая, монастырские ведомости, без них было бы гораздо сложнее пытаться восполнить совершенно белые пятна в истории обители.

Интересно, что в указанный документ попало несколько страниц более ранних записей, датируемых 1903 годом, то есть прижизненных игумении Ксении, ведомостей. В них значится, что будущая вторая игумения Елисавета в 1903 году состояла в монастыре в должности благочинной, то есть уже была приближена к действующей игумении, являясь ее первой помощницей во всех монастырских делах.

Еще одно важнейшее для меня открытие, которое, по сути ставит точку в вопросе существования в Медянском монастыре иконописной мастерской, сделано также благодаря монастырским ведомостям.

Внимательно просмотрев все записи, я обнаружил, что у каждой насельницы имелась своя собственная специальность, своя конкретная трудовая деятельность, которой она занималась в обители.

Так, у некоторых монахинь значится, что они «занимаются живописью», у других – что они «занимаются приготовлением красок для живописи», еще несколько насельниц «обучаются живописи».

Монастырские ведомости за 1916 год [4].

Количество таких «творческих» монахинь вполне достаточно для того, чтобы утверждать: в Медянском монастыре существовала полноценная иконописная мастерская, а значит, икона святителя Николая не просто была подписана и подарена игуменией Елисаветой неизвестному человеку, но и была написана и освящена в стенах обители!

Если быть предельно точным, то согласно записям в монастырских ведомостях, в 1916 году 7 монахинь занимались живописью, 4 – проходили обучение и 2 были заняты приготовлением красок для живописцев. Учитывая весьма скромные потребности монастыря в иконах (тем паче, что в «Симбирских Епархиальных Ведомостях» за 1904 год указывалось, что отец Авраамий заранее заказал и изготовил иконостас для строящегося храма, а потом и о том, что все иконы в него были написаны монахинями), можно сделать единственно верный вывод о том, что в стенах монастыря имелась полноценная иконописная мастерская, удовлетворявшая все запросы обители и изготавливавшая иконы для «внешних потребителей» - для окрестных храмов или даже на продажу [3], [4].

Но что было дальше? 1916 год – тревожный год. По словам краеведа Кирсанова, уже в 1905 году в Медяне появляются люди, несущие революционные настроения, активный общественник Иван Макаров «впервые привез в с. Медяны большевистскую газету «Правда»» [1].

Недовольство существующим строем, со слов автора, в селе нарастает с каждым годом, так что «народный гнев» против помещиков и зажиточных селян периодически выливается в стихийные и запланированные акции – погромы и поджоги. Надо думать, что и против самодостаточного и стабильного монастыря, владеющего значительными посевными площадями, выпасами, мельницей, лесом и скотиной, у подрастающего поколения большевиков «болела душа», так что на долю матушки Елисаветы и насельниц должна была выпасть лихая доля.

О революционной и постреволюционной судьбе монастыря и монахинь можно узнать из двух источников, правда, каждый из них скомпрометирован неточными сведениями о датах, но на сегодняшний момент приходится довольствоваться и этим. Первый из источников – статья Кирсанова, второй – краткая справка из книги иеромонаха Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия», ссылку на которую мне также предоставила Наталия Адер [9].

В текстах Кирсанова, пропитанных классовой ненавистью к монастырю и монашествующим, находим такое повествование: «К 1920 году монастырь выглядел большим, богатым хозяйством, у которого имелось много земли, сотни голов скота, большие запасы хлеба и денег. Пользуясь нехваткой продовольствия в стране и окрестных селах, «святые сестры» развернули большую спекуляцию хлебом. Ко всем законам и мероприятиям советской власти монашки относились враждебно. На жительство в монастыре они приютили белого царского офицера Леонтьева, который из-за высоких стен святой обители вел вместе с монашками подрывную и подстрекательскую работу среди населения, организуя вокруг себя кулаков. В апреле 1920 года кулаки и монахини на территории монастыря организовали против советской власти открытый мятеж, мятежники зверски убили члена партии, заведующего земельным управлением Китаева, члена Языковского волисполкома Шараскина. В 1922 г. мятежники были подавлены и монастырь закрыли.» [1].

Страница из книги «Истории, легенды и люди Медянского края» [1].

Однако существует разница в текстах, размещенных от имени Кирсанова в книге и на сайте (http://biblioteka-pilna.ru/iz-istorii-sela-medyany) [77], где список убитых расширен до трех человек и указываются другие подробности: «Мятежники зверски убили члена партии, заведующего земельным управлением уезда тов. Фролова, члена партии, представителя губернского земельного управления тов. Китаева, члена Языковского волисполкома тов. Шараськина.» [77].

Далее здесь же следует следующая сакраментальная фраза, обусловленная коммунистическим характером всего повествования: «Вся жизнь монастыря была не только центром мракобесия, но и оплотом контрреволюции. А поэтому народные массы с. Медяна уничтожили вражеское гнездо навсегда. В 1922г. мятежники были подавлены и монастырь закрыли.» [77].

Есть и более подробная версия событий, предшествовавших ликвидации обители, ее мы также находим на страницах сайта Пильнской библиотеки [77]: «В период становления советской власти в Медяне было немало провокаций со стороны классовых врагов. Особенно этими провокациями отличался женский монастырь. Так летом 1919г. монахини объявили, что похороненная в склепе под собором первая игуменья Ксения плачет, т.к. она не довольна советской властью. Стали приходить люди и слушать в окно подвала и убеждались, что действительно из-под земли слышно рыдание. По воскресным дням из ближайших сёл приходили послушать плач игуменьи по нескольку сот человек.

Попытка властей Медяны и волости разоблачить этот обман ни к чему не приводила. Монашенки и враждебные элементы усиленно проповедовали, что матушка Ксения плачет в знак протеста против советской власти. Так продолжалось 21 день. Коммунисты села организовали тщательное наблюдение и заметили, что плач раздаётся в тот момент, когда на колокольню взлетает сова. Сову решили убить, и плач прекратился. После оказалось, что верхушка колокольни была соединена со склепом (могилой) умершей игуменьи специальной деревянной трубкой, по которой и отдавалось в склепе мурлыканье совы. Эти звуки были похожи на рыдания. Этим и воспользовались монахини.

В 1920г. 20 апреля монашкам удалось спровоцировать настоящий мятеж против советской власти, в результате которого были убиты три коммуниста – Китаев, Фролов и Шараськин. Организаторы мятежа зверски расправились с коммунистами. Их трупы были обезображены до неузнаваемости. В подавлении контрреволюционного выступления большую роль играл заведующий отделом Курмышского уездного управления Шевцов. Преступники были сурово наказаны».

И снова далее: «20 апреля 1920г. в Медянском монастыре зверски были убиты член Курмышского Уисполкома и заведующий Земельным отделом. Андрей Кузьмич Фролов, представитель Симбирского губкома РКП(б) т. Китаев и председатель Волисполкома Шараскин Кузьма Константинович. Игуменья монастыря Ксения знала, что представители советской власти имели намерение изъять излишки хлеба, а на помещичьей и монастырской земле создать коммуну, а потому ещё до прихода тт. Китаева, Фролова и Шараскина через монахинь распространила слух среди крестьян с. Медяны, что идут антихристы грабить и осквернять святыню. С приходом в монастырь представителей власти по набату сбежались крестьяне во главе с местными кулаками вооружёнными обрезами. Начало расправы с коммунистами положил белогвардейский офицер Леонтьев, выстрелив в т. Китаева, после этого толпа бросилась на остальных и началась дикая расправа. Тела убитых тт. Китаева, Фролова и Шараскина захоронены на площади р. поселка Пильна, где установлен памятник-обелиск.» [77].

И еще одно важное свидетельство, которое касается времени, наступившего после закрытия монастыря в Медяне, также из интернет-источника на сайте http://biblioteka-pilna.ru/iz-istorii-sela-medyany : «В 1921г. на базе монастыря и его земельных угодий была организована коммуна им. Фролова.»

На этом предложении, по сути, заканчиваются сведения, касающиеся существования пусть не самой общины, но хотя бы архитектурных построек монастыря, ведь многие из закрытых обителей сохранились в каком-либо виде до нашего времени. В этом смысле Медянскому монастырю не повезло, от него до наших дней не сохранилось ничего. Ни храмов, ни хозяйственных построек, ни даже монастырских стен.

Когда все это хозяйственное и архитектурное наследие было уничтожено, тоже неизвестно, впрочем, нет ответа и на вопросы «почему» и «зачем», возможно, на них все же можно будет получить ответы в результате последующих исследований событий, связанных с Медянским Покровским монастырем.

Обратимся теперь к другому источнику, ведь Кирсанов, несмотря на казалось бы, исчерпывающие описания, не дает информации о том, что же стало с монахинями и в частности, с игуменией Елисаветой после мятежа, после его подавления. Он в тексте упорно называет имя первой настоятельницы – Ксения, и не совсем понятно, знал ли Николай Федорович о существовании второй игумении, Елисаветы?

Иеромонах Дамаскин так описывает события, связанные с «мятежом»: «Игумения Елизавета - вторая игумения от основания монастыря в селе Медяны Нижегородской епархии. Монастырь был трудовой, инокини и послушницы занимались в основном сельскими работами. Как и многие монастыри, Медянский благотворил нуждающимся.

В 1918 году в монастырь прибыли представители советской власти и стали грабить его. Игумения благословила звонить в колокол. Крестьяне, услыхав колокол, поспешили к монастырю с вилами, топорами, кольями. Безбожники продолжали грабеж, и в завязавшейся схватке трое из них были убиты. Через несколько часов в село вошел карательный отряд. Всех монахинь собрали в одну комнату, престарелую игумению - ей было в то время около восьмидесяти лет - в другую.

Обнажив тело старицы, палачи стали нещадно сечь ее. Били так, что мясо отделялось от костей. Но Господь укрепил ее, и ни одного стона палачи не услышали.

Избив, едва живой бросили они игумению в подвал и держали там долгое время без пищи. Господь не оставил рабу Свою: когда каратели открыли двери, они нашли ее живой, исцелившейся от ран.

Вскоре после этого она мирно почила и была погребена в селе Каменка, где вместе с другими монахинями жила после закрытия монастыря.» [9].

Путаница в датах по сравнению с выкладками Кирсанова налицо, есть расхождение и в том, что иеромонах Дамаскин указывает неправильный возраст игумении Елисаветы (около восьмидесяти лет), ведь ей, согласно все той же «Монастырской ведомости», в 1916 году был 61 год, а значит, в 1918-м, максимум, было 63 года [4].

Тем не менее, сведения, представленные в книге «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ века» для меня лично являются очень важными. Во-первых, становится понятно, что монахини в «мятеже» были совсем не мятежниками, а потерпевшими, защищающимися от бандитов, которые, прикрываясь советской властью, пришли грабить не ими нажитое имущество (тем паче, что Церковь уже была отделена от государства), а потому получили вполне законный отпор, который, по большей части, был дан им верующими селянами, пришедшими на выручку монахиням и возмущенными произволом советских активистов-антихристов.

Логика тут, на мой взгляд, простая. Церковь отделена от государства. Отделена не по своей воле, а по воле все тех же новых властей. Церковь отделили, и она не лезла в дела государства, не просила о помощи, не требовала хлеба, денег и так далее. Выживала сама, тяжело, трудно, но выживала и соблюдала таким образом, все тот же закон: мы не лезем к вам, живем и выживаем самостоятельно, но тогда уже, дорогая советская власть, и ты, будь добра, не разевай свой роток на чужой пирожок! Но нет, закон, как оказалось, работал только в одну сторону, и отделив от государства церковников, комиссары решили, что так им будет проще сначала грабить, а потом и поглотить, уничтожить Церковь и все, что с ней связано. Но оказалось не так. Люди, озлобленные непомерными поборами и «перегибами на местах», закономерно возмутились и даже пошли на кровопролитие.

Да, произошло убийство и вряд ли мне следует оправдывать злодейство, свершившееся в святых стенах обители. Убийство не может быть мной оправдано, но надо все же понимать всю наэлектризованность атмосферы, в которой происходили эти события.

В Пильне, где похоронили убитых коммунистов, установлен памятник, но я не могу относиться к этим людям, как к героям. Да, свершилось страшное, но трое комиссаров пришли в монастырь незаконно и творили там беззаконие, пользуясь своей властью делали все, что им вздумается.

Нет, к этому памятнику я цветов не понесу.

Второй важнейший вывод – матушка Елисавета, по сути, была мученицей за веру, пострадав от богоборческой власти, которая рано или поздно, все равно бы нашла предлог и способ расправиться с монашествующими.

Все церковники, и особенно – монашествующие, те, что по замыслу советской власти, должны были первыми исчезнуть, как класс и как проявление «старых порядков», оказались в тяжелейшей ситуации бесправия и давления со стороны государства. И в этом смысле для меня служители культа, которые не сложили своего духовного «оружия», оставшись верными своим клятвам и своей искренней вере, выглядят не в пример порядочнее и чище, чем властители, упивающиеся своей властью и безнаказанностью.

Елизавета, оставаясь руководительницей своей обители, отвечала не только за себя, но и за сестер, за тех людей, которые находились в монастыре на иждивении, а это, как мы помним, несчастные старухи, доживающие свой век в богадельне и дети убитых и раненных воинов, взятых игуменией в монастырь на воспитание, а по сути – дети, спасенные от голода и гибели.

Она могла бы, наверное, как это делали некоторые служители культа, быстро «перекраситься», отказаться от своих духовных скреп, от людей, которые верили в нее и просто покинуть обитель, устраивая свою собственную жизнь, спасаясь от очевидной опасности, которая таилась в пришедшей на смену самодержавию, социалистической власти. Но она не испугалась, она не отказалась ни от веры, ни от монахинь, ни от монастыря. И делала она это по своей совести, не ради денег и корысти, как это пытается изобразить все тот же Кирсанов. Монастырь не был зажиточным и, как уже было сказано выше, даже просил помощи у церковных властей. Не было тут излишек провизии, не было и богатств. Вера, сила духа, желание оставаться такими, какими они и были – вот что двигало матушкой Елизаветой и монахинями, оставшимися в обители после революции.

Так что да – для меня они в этом смысле герои, твердо стоявшие за свое, праведное дело.

Кстати, Церковь в лице того же иеромонаха Дамаскина своей публикацией оправдывает действия игумении и монахинь, считая их людьми, пострадавшими за веру.

Третий вывод – матушка Елисавета, по словам биографа иеромонаха Дамаскина явила православному миру чудо, исцелившись от жестоких ран по молитве и воле Господа.

Мы все помним чудеса, совершаемые по молитве в далекие времена известными мучениками, давно, еще в древности причисленными к лику святых. Но вот чудес, совершаемых совсем не так давно, у нас, в нашей отчизне, мы не знаем! И вот оно – настоящее чудо, задокументированное, описанное в книге, официально одобренной Церковью!

Вывод четвертый – исцелившись, она не только не покинула места возле обители, но и продолжала там какое-то время спокойно жить, вместе с монахинями, а значит, советская власть, которая должна была ее непременно и быстро попытаться уничтожить, по какой-то непонятной причине от нее отступилась, дала возможность «мирно почить». Впрочем, описание последнего времени игумении Елисаветы не имеет уточняющих данных, сколько именно прожила после исцеления матушка - неизвестно.

Духовный подвиг и мученичество игумении Елизаветы, а также факт публикации ее трагической судьбы в книге «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним» [9] поставили передо мной и еще одну задачу – установить, не была ли матушка причислена к лику святых, поэтому я обратился с соответствующим запросом в Региональный Общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» [76], на который получил официальный ответ: на данный момент Елизавета не причислена к лику святых.

О мирной кончине матушки Елисаветы сообщает и Наталия Адер, получившая некоторые сведения об этом из уст местных жителей. По ее словам, о матушке и сестрах монастыря имеются словесные предания, также, предположительно, сохранилась и могила последней игумении Медянского монастыря и могилы некоторых насельниц.

О судьбах некоторых из монахинь, которые остались на жительство в соседних поселениях, можно узнать из протоколов допроса группы лиц, обвиняемых в различных преступлениях против советской власти. Всем им инкриминировалось участие в преступном сообществе, ведущем идеологически-подрывную деятельность. По словам обвинителей, недалеко от деревни Кумашки была специально для сбора членов тайной ячейки вырыта и оборудована землянка. В качестве главаря в деле о разоблачении заговора значится, в частности, имя Давыдова Степана Давыдовича, который там же называется «монахом», «странником».

Материалы допросов бывших монахинь (датируемые, кстати, 1932 годом) показывают, что они полностью отрицают свою вину, их невиновность в заговоре подтверждают и результаты обысков, проведенных у них, но мы знаем сегодня, сколь много внимания тогда советская власть уделяла всяческим «враждебным заговорам» и с каким усердием выискивались «враги народа» [12].

Особо интересны данные Наталии Адер о том, что в монастыре, помимо монахинь жили и монахи, после закрытия монастыря, по словам местных жителей, часть монахов и насельниц скрывались в окрестных лесах, живя в землянках. Установить верность этих сведений пока не представляется возможным, во всяком случае, в предреволюционных монастырских ведомостях упоминаний о монахах нет.

Однако сведения о монахах можно найти в другом источнике, хотя и он, увы, не может рассматриваться, как достаточно точный. Скорее всего, автор на момент написания текста не имел данных о Медянском монастыре, в частности о том, был ли монастырь женским или мужским.

Речь идет о фрагменте из книги Галины Лосевой «Край ромашковый – Кумашка» [11]. Вот как автор рассказывает о событиях в Медянском монастыре и в «Монашем овраге» - месте, где и была устроена землянка «заговорщиков»: «Как и по всей стране, советская власть установилась и в нашем крае с трудом, тяжело, со скрипом. Яркий пример тому – история бунта в Курмыше 2-5 сентября 1918 года.

Поделиться:

Новые поступления

Каталог товаров Сервис и помощь Статьи Мы в Vkontakte


© 2005-2014 «Купи Старину» / Разработка - студия.ру

Яндекс.Метрика